Неточные совпадения
В рекреационное [Рекреация — перемена между
уроками.] время занимать чтением начальственных предписаний и анекдотов из
жизни доблестных администраторов.
И трудолюбивая
жизнь, удаленная от шума городов и тех обольщений, которые от праздности выдумал, позабывши труд, человек, так сильно стала перед ним рисоваться, что он уже почти позабыл всю неприятность своего положения и, может быть, готов был даже возблагодарить провиденье за этот тяжелый <
урок>, если только выпустят его и отдадут хотя часть.
— Да, да, — заговорил Базаров, —
урок вам, юный друг мой, поучительный некий пример. Черт знает, что за вздор! Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще сам придумывает себе всякие неприятности, портит свою
жизнь.
Оттого он как будто пренебрегал даже Ольгой-девицей, любовался только ею, как милым ребенком, подающим большие надежды; шутя, мимоходом, забрасывал ей в жадный и восприимчивый ум новую, смелую мысль, меткое наблюдение над
жизнью и продолжал в ее душе, не думая и не гадая, живое понимание явлений, верный взгляд, а потом забывал и Ольгу и свои небрежные
уроки.
Она как будто слушала курс
жизни не по дням, а по часам. И каждый час малейшего, едва заметного опыта, случая, который мелькнет, как птица, мимо носа мужчины, схватывается неизъяснимо быстро девушкой: она следит за его полетом вдаль, и кривая, описанная полетом линия остается у ней в памяти неизгладимым знаком, указанием,
уроком.
— Поблекнет, как ваша сирень! — заключил он. — Вы взяли
урок: теперь настала пора пользоваться им. Начинается
жизнь: отдайте мне ваше будущее и не думайте ни о чем — я ручаюсь за все. Пойдемте к тетке.
Это вглядыванье, вдумыванье в чужую
жизнь, в
жизнь ли целого народа или одного человека, отдельно, дает наблюдателю такой общечеловеческий и частный
урок, какого ни в книгах, ни в каких школах не отыщешь.
Это, батенька, целая школа: один такой
урок на целую
жизнь хватит…
Я бы и рад был брать у ней
уроки, у русской жизни-то, — да молчит она, моя голубушка.
Хорошо шла
жизнь Лопуховых. Вера Павловна была всегда весела. Но однажды, — это было месяцев через пять после свадьбы, — Дмитрий Сергеич, возвратившись с
урока, нашел жену в каком-то особенном настроении духа: в ее глазах сияла и гордость, и радость. Тут Дмитрий Сергеич припомнил, что уже несколько дней можно было замечать в ней признаки приятной тревоги, улыбающегося раздумья, нежной гордости.
При таком устройстве были в готовности средства к
жизни на три, пожалуй, даже на четыре месяца; ведь на чай 10 рублей в месяц довольно? а в четыре месяца Лопухов надеялся найти
уроки, какую-нибудь литературную работу, занятия в какой-нибудь купеческой конторе, — все равно.
Генерал занимался механикой, его жена по утрам давала французские
уроки каким-то бедным девочкам; когда они уходили, она принималась читать, и одни цветы, которых было много, напоминали иную, благоуханную, светлую
жизнь, да еще игрушки в шкапе, — только ими никто не играл.
— Она у Фильда [Знаменитый в то время композитор-пианист, родом англичанин, поселившийся и состарившийся в Москве. Под конец
жизни он давал
уроки только у себя на дому и одинаково к ученикам и ученицам выходил в халате.]
уроки берет. Дорогонек этот Фильд, по золотенькому за час платим, но за то… Да вы охотник до музыки?
Мы вернулись в Ровно; в гимназии давно шли
уроки, но гимназическая
жизнь отступила для меня на второй план. На первом было два мотива. Я был влюблен и отстаивал свою веру. Ложась спать, в те промежуточные часы перед сном, которые прежде я отдавал буйному полету фантазии в страны рыцарей и казачества, теперь я вспоминал милые черты или продолжал гарнолужские споры, подыскивая аргументы в пользу бессмертия души. Иисус Навит и формальная сторона религии незаметно теряли для меня прежнее значение…
Это меня не очень огорчало, я уходил и до конца
уроков шатался по грязным улицам слободы, присматриваясь к ее шумной
жизни.
Вы, конечно, думаете, читатель, что он сказал себе так: „Я всю
жизнь мою пользовался всеми дарами П.; на воспитание мое, на гувернанток и на излечение от идиотизма пошли десятки тысяч в Швейцарию; и вот я теперь с миллионами, а благородный характер сына П., ни в чем не виноватого в проступках своего легкомысленного и позабывшего его отца, погибает на
уроках.
Кроме того, он был очень нетерпелив, несдержан, вспыльчив, скоро утомлялся, и тайная, обыкновенно скрываемая, но все возраставшая ненависть к этой девушке, так внезапно и нелепо перекосившей всю его
жизнь, все чаще и несправедливее срывалась во время этих
уроков.
Расставшись с мужем, жена Прозорова несколько лет перебивалась в столице
уроками и кончила свою незадавшуюся
жизнь скоротечной чахоткой.
— Это — не моя песня, ее тысячи людей поют, не понимая целебного
урока для народа в своей несчастной
жизни. Сколько замученных работой калек молча помирают с голоду… — Он закашлялся, сгибаясь, вздрагивая.
И, заручившись этою истиной, подыскала себе утренний
урок, который на два часа сокращал ее домашнюю
жизнь.
После этого он зачастил в школу. Просиживал в продолжение целых
уроков и не спускал с учительницы глаз. При прощании так крепко сжимал ее руку, что сердце ее беспокойно билось и кровь невольно закипала. Вообще он действовал не вкрадчивостью речей, не раскрытием новых горизонтов, а силою своей красоты и молодости. Оба были молоды, в обоих слышалось трепетание
жизни. Он посетил ее даже в ее каморке и похвалил, что она сумела устроиться в таком жалком помещении. Однажды он ей сказал...
Сие да послужит нам всем
уроком: кто семейными узами небрежет — всегда должен для себя такого конца ожидать. И неудачи в сей
жизни, и напрасная смерть, и вечные мучения в
жизни следующей — все из сего источника происходит. Ибо как бы мы ни были высокоумны и даже знатны, но ежели родителей не почитаем, то оные как раз и высокоумие, и знатность нашу в ничто обратят. Таковы правила, кои всякий живущий в сем мире человек затвердить должен, а рабы, сверх того, обязаны почитать господ.
И протопоп рассказал жене все, что было с ним у Гремучего ключа, и добавил, что отныне он живет словно вторую
жизнь, не свою, а чью-то иную, и в сем видит себе и
урок и укоризну, что словно никогда не думал о бренности и ничтожестве своего краткого века.
Средства к
жизни добывала
уроками музыки и участием в квартетах.
Илья и раньше замечал, что с некоторого времени Яков изменился. Он почти не выходил гулять на двор, а всё сидел дома и даже как бы нарочно избегал встречи с Ильёй. Сначала Илья подумал, что Яков, завидуя его успехам в школе, учит
уроки. Но и учиться он стал хуже; учитель постоянно ругал его за рассеянность и непонимание самых простых вещей. Отношение Якова к Перфишке не удивило Илью: Яков почти не обращал внимания на
жизнь в доме, но Илье захотелось узнать, что творится с товарищем, и он спросил его...
Автономии его решительно не существовало, и
жизнь он вел прегорькую-горькую. Дома он сидел за работой, или выходил на
уроки, а не то так, или сопровождал жену, или занимал ее гостей. Матроска и Юлинька, как тургеневская помещица, были твердо уверены, что супруги
Принадлежа, впрочем, к разряду тех существ, про которых лермонтовский Демон сказал, что для них нет раскаяния, нет в
жизни уроков, Елена не стала ни плакать, ни стенать, а все, что чувствовала, спрятала в душе; но как ни бодрилась она духом, тело ее не выдержало нравственных мук...
Лидия (кидается ему на шею). Ну, прости меня, душа моя,
жизнь моя! Я сумасшедшая, избалованная женщина; но я постараюсь исправиться. Мне такие
уроки нужны, не жалей меня!
Две причины могли произвесть эту печальную перемену: догнав во всех классах моих товарищей, получая обыкновенные, весьма небольшие,
уроки, которые я часто выучивал не выходя из класса, я ничем не был занят не только во все время, свободное от ученья, но даже во время классов, — и умственная деятельность мальчика, потеряв существенную пищу, вся обратилась на беспрестанное размышление и рассматриванье своего настоящего положения, на беспрестанное воображание, что делается в его семействе, как тоскует о нем его несчастная мать, и на воспоминание прежней, блаженной деревенской
жизни.
После же вечерних классов все тот же благодетельный гений мой, Василий Петрович Упадышевский, заставил меня твердить
уроки возле себя и, видя, что я сам не понимаю, что твержу, начинал со мною разговаривать о моей деревенской
жизни, об моем отце и матери и даже позволял немного поплакать.
Это замечание осталось мне на всю
жизнь самым твердым
уроком. Позднее я слушал метрику в московском университете у незабвенного Крюкова, но не помню ни одного слова из его лекций. Зато поныне узнаю ямб, прикидывая его к стиху...
Приходил к нам и весьма способный и энергичный, Шекспиру и в особенности Байрону преданный, Студицкий. Жаль, что в настоящее время я не помню ни одного из превосходных его стихотворных переводов еврейских мелодий Байрона. Вынужденный тоже давать
уроки, он всем выхвалял поэтический талант одного из своих учеников, помнится, Карелина. Из приводимых Студицким стихов юноши, в которых говорится о противоположности чувств, возбуждаемых в нем окружающим его буйством
жизни, я помню только четыре стиха...
Когда кадет, отвечая
урок о Полтавской битве, приводил знаменитый петровский указ, кончающийся словами: «А о Петре ведайте, что Петру
жизнь не дорога, жила бы только Россия, ее слава, честь и благоденствие», Иван Иваныч неизменно останавливал его и, потирая виски, со слезами на глазах восклицал тоненьким восторженным голосом...
Впереди не было надежды на образование; но суровая школа
жизни, с мудрыми своими
уроками, ждала ее у порога родительского дома.
Блажен, кто верит счастью и любви,
Блажен, кто верит небу и пророкам, —
Он долголетен будет на земли
И для сынов останется
уроком.
Блажен, кто думы гордые свои
Умел смирить пред гордою толпою,
И кто грехов тяжелою ценою
Не покупал пурпурных уст и глаз,
Живых, как
жизнь, и светлых, как алмаз!
Блажен, кто не склонял чела младого,
Как бедный раб, пред идолом другого!
Я не только брошу, я прокляну прежнюю
жизнь; такой
урок научит хоть кого.
Прицелился, попал и еще сам себе сказал: браво! — тоном такого восхищения, каким ей, христианке, естественно бы: «Смертельно раненный, в крови, а простил врагу!» Отшвырнул пистолет, протянул руку, — этим, со всеми нами, явно возвращая Пушкина в его родную Африку мести и страсти и не подозревая, какой
урок — если не мести, так страсти — на всю
жизнь дает четырехлетней, еле грамотной мне.
— Вот видишь: за три-то тысячи таскаться всю
жизнь по
урокам! А я сижу себе да посматриваю: хочу — делаю, хочу — нет; если бы фантазия пришла хоть целый день в потолок плевать, и то можно. А денег… денег столько, что они — «вещь для нас пустая».
— Не стоит, мой ангел, ей-Богу, не стоит! — промолвил он с равнодушной гримасой; — ведь уж коли всю
жизнь не брал пистолета в руки, так с одного
урока все равно не научишься. Да и притом же… мне так сдается… что в человека целить совсем не то, что в мишень, хоть бы этот человек был даже и Феликс Подвиляньский, а все-таки…
Жизнь в раю была для него первою школой
жизни, причем, впредь до наступления известной духовной зрелости, в нем оставалась возможность зла и греха, и каждый новый
урок самопознания мог оказаться для него роковым экзаменом.
Да; есть однако же между ними нечто общее, есть даже много общего: как преподаваемые встарь
уроки «бабушек» проходили без проникновения в
жизнь, так прошли по верхам и позднейшие
уроки новых внушителей.
Нет; это стряслось не вдруг: это шло чередом и полосой: мы сами только этого не замечали, и ныне дивимся, что общего между прошлым тех героинь, которые замыкались в монастыри, и прошлым сверстниц Лары, получивших более или менее невнятные
уроки в словах пророков новизны и в примерах, ненадолго опередивших их мечтательниц, кинутых на распутьи
жизни с их обманутыми надеждами и упованиями?
Здесь я брал
уроки английского языка у одной из княжон, читал с ней Шекспира и Гейне, музицировал с другими сестрами, ставил пьесы, играл в них как главный режиссер и актер, читал свои критические этюды, отдельные акты моих пьес и очерки казанской
жизни, вошедшие потом в роман"В путь-дорогу".
Долго
жизнь не давала мне достаточно досугов, но в начале 80-х годов, по поводу приезда в Петербург первой драматической труппы и моего близкого знакомства с молодым польско-русским писателем графом Р-ским, я стал снова заниматься польским языком, брал даже
уроки декламации у режиссера труппы и с тех пор уже не переставал читать польских писателей; в разное время брал себе чтецов, когда мне, после потери одного глаза, запрещали читать по вечерам.
Меня поддерживало убеждение в том, что замысел"Жертвы вечерней"не имел ничего общего с порнографической литературой, а содержал в себе горький
урок и беспощадное изображение пустоты светской
жизни, которая и доводит мою героиню до полного нравственного банкротства.
И вот
жизнь привела меня к встрече с Огаревым именно в Женеве, проездом (как корреспондент) с театра войны в юго-восточную Францию, где французские войска еще держались. И я завернул в Женеву, главным образом вот почему: туда после смерти Герцена перебралась его подруга Огарева со своей дочерью Лизой, а Лиза в Париже сделалась моей юной приятельницей; я занимался с нею русским языком, и мы вели обширные разговоры и после
уроков, и по вечерам, и за обедом в ресторанах, куда Герцен всегда брал ее с собой.
Без поездки за границу я бы не выдержал такого
урока. В конце сентября 1865 года, очутившись в Эйдкунене, в зале немецкого вокзала, я свободно вздохнул, хотя и тогда прекрасно знал, что моя трудовая доля, полная мытарств, будет продолжаться очень долго, если не всю
жизнь.
И еще был один такой
урок, который тоже запомнился мне на всю
жизнь.
При
жизни бабушки ей все-таки приходилось несколько сдерживаться. Но когда бабушка умерла и домик перешел в ее владение, тетя Анна совсем запуталась. Домик сейчас же был заложен, потом перезаложен. Деньги немедленно уплыли, А заработок ее все уменьшался. Появились новые учительницы музыки, более молодые и талантливые,
уроков все становилось меньше.
2 марта мы узнали, что царь убит в Петербурге бомбой. Все большие события, и радостные и печальные, на гимназической нашей
жизни прежде всего отзывались тем, что вместо
уроков, нас вели на благодарственный молебен или на панихиду и потом отпускали по домам. Так что нам всегда было удовольствие.